Православие на земле Судогодской карта сайта послать письмо
главная
храмы
за Христа пострадавшие
Святые
публикации
воспоминания
новости
в гостях у батюшки
воскресная школа
ваша помощь и милосердие
фотоальбом
публикации

МАМИНЫ РАССКАЗЫ.
Перестройка.

К началу перестройки в деревне моего детства доживала свой век в одиночестве заслуженная колхозница, вдова рядового солдата Великой Отечественной войны Пелагея Николаевна, или тётя Поля, как мы звали её ребятишками. Дети предлагали ей перебраться к ним в город, власти - в интернат для престарелых, но она не соглашалась ни в какую и хотела умирать только в своём доме, на своей земле.

В студенческие годы с однокурсниками мы побывали в тех местах. Из двадцати домов оставался жилым только один. Вместо остальных - пустыри, пепелища, остовы. Один дом ещё не успели разобрать, и под крышей спал настоящий филин. В полуразрушенном сарае под балкой прятались от дневного света летучие мыши.

Мы попросили воды у Пелагеи Николаевны. Из старенького деревянного колодца под окном пить было невозможно, и она брала воду на чай из родника. Зимой растапливала снег. Пока силы были, за продуктами на центральную усадьбу колхоза ходила сама. Потом выручали родственники, дети делали запасы. Хлеб пекла в русской печке. Мылась в баньке «по-чёрному» - это когда дым выходит через дверь. Морозной зимой - дома в тазике. Из скотины оставался только кот - кур перетаскали лисы. Электрическая лампочка, чёрная тарелка проводного радио, старенький телевизор - всё её богатство к концу восьмидесятых. Родительские иконы, как она сказала, не уберегла - вместо них стояли картонные. Местные проходимцы вслед за образами вынесли и весь кухонный «цветмет» - жаровой утюг, чугунки, сковороды, самовар - всё, что сопровождало её жизнь, было дано в приданое ещё родителями. Жаловалась ли она на свою судьбу или, как настоящая христианка, все испытания принимала с молитвой и благодарением Богу?..

На месте нашего дома разросся огромный куст черёмухи. В пору моего детства в нём жили соловьи и не стеснялись выводить свои трели, раскачиваясь на ветках прямо у окна. Огород и пашня заросли кустарником, березняком, и даже мне было трудно угадать, что именно здесь когда-то росли морковка и огурцы, а там был сад...

До центральной усадьбы, где были школа и магазин, медпункт, если через лес, прямиком, не больше полутора километров. Но каково детям зимой, когда сугробы по пояс, или весной в половодье? Отец решил не покупать новый дом и не строиться ещё раз, а перевезти имеющийся целиком.

Ни до, ни после я не видела такой картины: два мощных трактора тащили на двух брёвнах-полозьях дом под крышей. Привезли, вставили окна, сложили печи, сделали пристройку - и снова стали жить в своём доме.

Родители по-прежнему работали на скотном дворе, хотя и были уже на пенсии. Мы учились, жили в городах, а они не могли не помогать нам. Когда грянули девяностые и на смену коммунистам-большевикам пришли коммунисты-демократы, мама вздыхала: вот бы им с отцом сейчас жить начинать: земли бери - сколько хочешь, скота держи - сколько хочешь. А потом, подумав, добавила, что они с отцом своё отработали, а нам это не надо, опоздали, на полвека опоздали...

Тем не менее, и землю взяли под пашню - до гектара, и луг - под покос, и корову вторую завели. Молоко продавали в райцентре - жирное да вкусное, в очередь. Мама знала, как накормить бурёнку, что бы та хорошо доила. И не раз повторяла пословицу «Не корова доит, а колода». Однажды я приехала навестить родителей, а дома - трагедия, лучшую корову, порода которой сохранялась еще с прабабушкиных времён, прирезать пришлось. С пастбища вернулась вся избитая, без соска. Рассказывали, как она мучилась - молоко вымя распирает, кровь капает, мухи, слепни липнут к ране... Что случилось на самом деле - пастух так и не рассказал. Но больше вторую корову не держали, а через какое–то время и последнюю свели со двора.

Сейчас после смерти стариков старшая дочь живёт в родительском доме на пенсию. На дворе от некогда большого поголовья разной живности осталось с пяток кур. На большее уже нет сил. Десятка три коров осталось от тысячного когда-то стада и в колхозе – невыгодно стало заниматься сельским хозяйством в аграрной когда-то России ни «юридическому», ни «физическому лицу».

На колхозной ферме в перестройку тоже всякое было, да и сегодня случается. Однажды корова погибла из-за обезвоживания. Сломалась автоматическая поилка, и она пыталась достать воду из соседнего стойла, рвалась из цепей, а её только били. Еду в кормушку бросали - сено, сухой комбикорм, иногда силос, на этом и продержалась с неделю, а может и больше - никто не засекал время. И ведь доили ещё - автоматический аппарат подключали… За своей коровой уход всегда другой.

Огорчала стариков и мода брать сельхозземли под дачи и сажать на них вместо хлеба и картофеля ягоды. Пахотной земли в наших краях и так мало, чем скот кормить? Только привозным зерном - дохода не будет. Но и без молока, мяса не прожить.

Другая примета времени: на наш район, в котором оставалось едва пятнадцать тысяч населения, две коррекционных щколы. Одна из основных причин – злоупотребление алкоголем уже несколькими поколениями коренных жителей. А ведь после «Великой Октябрьской социалистической революции» прошло менее века. Мама рассказывала, что в деревне её детства пьяниц не было. Мой дедушка позволял себе чарку медовухи в престольный праздник, после окончания летних сельхозработ – раза два-три в год, не чаще. Весело гулял на свадьбах. Любил гостей в своём доме.

Наша семья была тоже очень гостеприимной. В доме часто находили приют богомолки. Помню Маняшу, прописана она была в Нижнем, но сама подвизалась при какой-то церкви или монастыре. Пенсии у неё точно не было, жила только на подаяние. Запомнила я её по нескольким платкам на голове, тихой речитативной речи. Она рассказывала нам жития святых, учила молитвам. Соседям предлагала копеечные свечи, бумажные иконки, простенькие крестики. Мама пыталась накормить её с дороги чем-то особенно вкусным, скоромным. Но она отказывалась, а если и брала, тихонько совала нам в карманы конфеты или пряники. Мы очень любили Маняшу, но она была такая необычная, неземная, что мы, дети, почему-то никому не рассказывали, кто у нас гостит.

Каждое воскресенье в доме пекли пироги, и соседские ребятишки, особенно летом, почувствовав аромат начинок, собирались к окошку. Мать выносила горячие пирожки на большом блюде и угощала каждого. Потом мы разносили горячие гостинцы одиноким старикам.

У нас ночевала даже как-то цыганка с больным ребёнком. С тех пор все таборы, проходя мимо деревни, обязательно заворачивали к нам – за солью, молоком, огородной зеленью. И никто никогда не украл ни копейки.

На престольный праздник собирали родственников. Мама помогала всем, чем могла. Например, молодым семьям построить или купить дом. Тут же бежит в райцентр со сберкнижкой, снимает всё, что накопилось. Отец ворчал – на «чёрный» день откладывали. Он и наступил в своё время - во вторник 1998–го. Да только по-другому, обесценив многолетний труд, все достижения колхозного труда последних десятилетий в один день. Хорошо, хоть новая России пенсии по старым адресам платит. На них теперь и живёт (или доживает?) деревня моего детства...

Н. Кипарина      
| 1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 |

крест